Беларуссия выбирает дату нового праздника - День народного единства
Общественность Беларуси обсуждает вероятную дату нового праздника — Дня народного единства. На то, чтобы стать общенациональным торжеством, претендуют дни 17 сентября и 14 ноября. Оба они связаны с воссоединением восточной Беларуси и с землями, оккупированными Польшей. Актуальность такому празднику придали и события 2020 года. С историком Андреем Геращенко на эту тему в авторской программе „Тайные пружины политики” рассуждает Григорий Азарёнок.
- Каким быть Дню народного единства? Для начала, ответьте, что такое межвоенная Польша — вот эта вот гиена Европы, как ее называли?
- Когда мы касаемся ситуации межвоенной Польши, можно понимать, что Польша впервые за долгое время обрела независимость. И у нее были определенные имперские комплексы, определенная ностальгия по периоду первой Речи Посполитой, когда господствовала местная шляхта над в том числе белорусским, украинским населением, и фактически была предпринята попытка в значительной степени вновь полонизировать территории и Западной Беларуси, и Западной Украины, и одновременно ввести такую форму правления, которая бы позволяла если не унифицировать местное население с польским населением, то по крайней мере в значительной степени его вовлечь в польскую административную систему. Например, были такие уникальные явления в Западной Беларуси, Западной Украине как осадничество. Что оно подразумевало? По сути, это были практически колонисты, как на Диком Западе, которым передавалась определенная власть над какими-то местечками, крестьянами, они имели вооруженные определенные отряды и, по сути, были опорой помимо войск и дефензивы, политической полиции, они были опорой для польских властей. Фактически все образование — вся начальная, средняя, высшая школа — вся общественная жизнь велась на польском языке. И конечно же, многие наши белорусы, украинцы испытывали большие трудности, потому что за годы нахождения в составе Российской империи не все владели польским языком. И это в значительной мере затрудняло, во всяком случае, какие-то социальные лифты, образовательные. Это было проблемой.
- Вы описали историческим языком. Но чтобы представить реальность, что это было? Концлагерь Береза-Картузская, те же осадники — это возрождение крепостного права фактически. То есть белорусское население с традиционным таким пренебрежением называлось „быдло” и соответственное отношение было.
- Абсолютно точно. Здесь большую роль сыграла и диктатура Пилсудского. Вообще, хочу сказать, что Европа того периода была достаточно быстро провеломой — видим, что происходило во всех странах Европы, начиная, там, Испания, Италия, Германия — и Польша, в общем-то, шла по этому же пути. При всех обвинениях, на–
пример, в большом авторитаризме Сталина и Советского Союза, на территории Польши белорусы, в общем-то, чувствовали себя достаточно плохо. Безусловно, была какая-то прослойка, которая владела польским языком, интегрировалась в состав Польши. А так огромные были проблемы, и самое главное, что любая по-пытка поставить такие вопросы как обучение на национальном языке — родном белорусском либо русском — права православной церкви, права людей в местном самоуправлении довольно жестоко подавлялись. И все это, собственно говоря, привело к тому, что буквально сразу после образования независимой Польши и после 20 года, по сути, Западная Беларусь заполыхала большой партизанской войной.
- Насколько я помню, Гитлер называл Пилсудского одним из немногих достойных людей Европы, правильно?
- Я думаю, что он видел много общего в чертах Пилсудского и своей форме правления. Он ему симпатизировал, полагая, что Пилсудский, в общем-то, может быть полезен в борьбе, теоретически, с Советским Союзом. Потом у него планы поменялись, но изначально, да, он так полагал.
- Как белорусы встречали Красную армию 17 сентября?
- Практически подавляющее большинство населения встречало очень радостно — это было торжество, это было освобождение: цветы, улыбки, объятия. Безусловно, были люди, которые потеряли что-то при приходе Красной армии — это те же осадники, те же опорные какие-то фигуры для польского практически оккупационного режима — они могли из-за угла и стрелять, и недоброжелательно встречать. Но само население, все города фактически встречали радостно. Более того, такой уникальный случай — город Скидель, недалеко от Гродно — фактически, когда Красная армия начала освободительный поход, то люди сами взяли власть
и фактически изгнали всю
польскую администрацию. Поляки успели спохватиться, заняли на сутки город — через сутки опять вошла Красная армия. Фактически, это было единение полное белорусов с входящей Красной армией, и это было воспринято именно как долгожданное освобождение от десятилетий польской оккупации.
- Если так рассуждать, то Польша, вы сказали, ис–
пытывает некие комплексы. Это ей в свое время не удалось создать империю и она, наверное, до сих пор мечтает, грезит об этом. И сегодня мы видим, что там в общем доступе карты с границей под Минском. И в этом августе мы знаем, что вооруженные силы НАТО были приведены в полную боевую готовность и смотрели, как у нас здесь ситуация будет развиваться и так далее. Мы могли бы сейчас оказаться в межвоенной Польше? Они мечтают, думают об этом?
- Я думаю, что они об этом думают. Нельзя говорить, что так думает вся Польша, но, безусловно, есть реваншистские круги, которые об этом думают. Более того, в Гродно во время событий наших летних вывешивались даже польские флаги. Понятно, что не теми поляками, которые являются нормальными гражданами нашей Республики Беларусь и ощущают себя патриотами своей страны, а определенными подрывными элементами, которые также соединены с этими реваншистами по ту сторону границы. И, безусловно, есть у них такие тенденции — Польша на сегодня достаточно крупная страна по меркам Евросоюза — и, безусловно, вот эти комплексы…
- Они очень мощный патрон.
- Да, Соединенные Штаты, на которые они пытаются опираться. Безусловно, есть у них определенные планы и мысли, что в случае неблагоприятного развития ситуации и в Республике Беларусь, и в Союзном государстве, они могли бы попробовать, как они считают, вернуть себе территории, которые им принадлежат, потому что понимая, что этнически это не их земли — еще раз скажу, кресы ўсходнія — но они их воспринимают как свой некий протекторат, как Турция, условно говоря, воспринимает Сирию, например. Там хоть живут не турки, а арабы, тем не менее турки считают, что поскольку они в Османской империи были, значит их территории. И поляки — есть такие фантомные боли, когда руки уже нет, а рука болит. Вот у них до сих пор болит вот это свое, может быть, неправильно воспринимаемое униженное чувство владениями территориями Западной Беларуси. Хочу сказать, что простые поляки, вот хлопы, как они их называли когда-то, и в средние века никогда не стремились к владению на белорусских землях и даже неохотно поддерживали какие-то, например, движения и шляхты по этому подводу. Это, в общем-то, мечты и, скажем так, курс польской аристократии, верхушки, которая грезила империей, такой же, сравнимой, так допустим, Германской либо Священной Римской империей, либо сравнимой с Российской империей.
- Когда мы придаем значение дате, допустим, 17 сентября, — это не значит, что мы хотим разделить Польшу вновь, войти в нее и так далее. Мы вспоминаем дату своего освобождения и своего единения.
- Конечно, абсолютно точно. Потому что здесь фактически 17 сентября — это такая ключевая важнейшая дата. Вот Президент правильно говорил, что в Год единения необходимо подумать о дате единения нашего народа. Я полагаю, что эта дата идеально подходит, потому что благодаря 17 сентября наш народ стал единым целым — по сути две половины соединились, и люди получили свободу, и практически территория Республики Беларусь современная была сформирована фактически благодаря событиям, последовавшим после 17 сентября 1939 года. К полякам это не имеет отношения и враждебности. Почему? Потому что коренные территории Польши не были ни коим образом затронуты. Более того, после Великой Отечественной войны область, фактически являющаяся белорусской (Белосток, где проходило первое Народное собрание Западной Беларуси в 1939 году), была возвращена Польше. И фактически на сегодня, что интересно, белорусского населения там почти нет.
- Мы вопрос не ставим.
- И это понятно, потому что граждане хотят жить в Польше. Соответственно, и поляки многие, которые у нас, они тоже в общем-то уже считают себя белорусами — и по факту гражданства, и по факту менталитета, наверное, патриотизма. Поэтому произошло такое, я думаю, такое справедливое историческое разделение территорий Беларуси и Польши, тем более, что оно базировалось по линии признанной Керзона, так называемой, которая была определена еще после Октябрьской революции.
- Как относились в Восточной Беларуси к своим западным братьям? Что писали по этому поводу Янка Купала, Якуб Колас? На той стороне был Максим Танк, который участвовал в партизанском движении антипольском. Вот это сознание народной элиты, оно жаждало воссоединения?
- Не только его жаждала, а фактически все белорусы считали, что это вопрос времени. В общем-то, все понимали, что это потребует жертв, ведь до 1939 года сначала было подавлено в Западной Беларуси партизанское движение, потом подполье. Коммунистическая партия Западной Беларуси очень много, кстати, сделала для борьбы за свободу Беларуси. И, кстати, что интересно, хочу подчеркнуть, это делалось под красными флагами, потому что это был флаг революции общий и для Восточной Беларуси, и для Западной Беларуси. И Купала, и Танк, и Колас, и вся интеллигенция считали, что мы один народ и весь вопрос в том, что историческая ситуация должна измениться и мы должны воссоединиться рано или поздно. Если бы этого не произошло в 1939 году, это произошло бы позже. И в любом случае это бы случилось, потому что нельзя народ по живому разделить. Ну, бывают такие случаи — у нас там курды — это все большим несчастьем и большой кровью для народа оборачивается. А наш народ, все-таки находясь в центре Европы, наверное, должен был обрести в любом случае единство и свою независимость, что в итоге и произошло.
pravfond.ru